Включается свет в казарме, команда подъем. Я на автомате подскакиваю и громко матерюсь от боли, сковавшей ступню, которую вчера подвернул на тесте Купера. Пытаюсь одеваться, русские ребята подбадривают и поддерживают, но дойдя до натягивания ботинок, понимаю, финиш.
Построение на плацу, я выхожу и говорю сержанту, что болит нога. И после 5 минут объяснения, меня отправляют в корпус больницы.
Здание разделено на две части, в одной проходят медкомиссию волонтеры, а другая часть определена под палаты для больных.
Разместившись в одной из комнат, упал на кровать и отрубился. Встать смог, только следующим утром, когда в мою комнату зашел капрал-шеф, выдал мне костыль и швабру. Давай травай (работа) русский. На мытье полов у меня ушло почти полдня, честно скажу это не так-то просто, с подвернутой ногой.
Шли дни, хотя нет, скорее тянулись дни. В крыле здания, я был совершенно один и практически не обременен не какими заданиями. Нога поджила, и я уже мог передвигаться без костылей. Да, на мне все, как на собаке заживает. Немного освоившись, начал ходить в общую кухню, за едой для персонала больницы. В таких походах, я успевал немного поговорить с ребятами и хоть как то развеять скуку. Так же умудрялся засылать капрал-шефа за сигаретами и шоколадками. Он был русскоговорящим, да и к тому же, нормальный мужик оказался, поэтому общий язык нашли сразу, спасибо ему.
По истечении недели пребывания в больнице, крыша начала съезжать, отжимания и жонглирования носками, убивало всего пару часов в сутки. Спать толком я не мог, энергии много, а девать некуда. Приходилось, лежать смотреть в окно и думать. О доме, о дальнейшей судьбе, о том кто пройдет из ребят в руж и дальше, да обо всем.
На 8 день в соседнюю палату положили другого русского капрал-шефа, который отбарабанил в легионе лет 12-13, точно не помню. Он, дал позвонить домой и много рассказал о жизни в легионе и Франции. Так же подсказал, что лучше говорить на гестапо.
На следующий день он выписался, и я снова остался один, но радует, что ненадолго. Спустя пару дней, меня тоже выписали и сразу отправили на прохождение Гестапо.
Утро, меня отводят в другое здание и сажают на скамейку на последнем этаже, прямо перед большой железной дверью. Я сижу один, спокойно, ровно, как учил капрал-шеф из больницы. Спустя час, двери открываются и меня зовут внутрь. Проследовав за человеком в форме, останавливаюсь в стойке репу (по стойке смирно, но с руками за спиной), у входа в кабинет.
Через пару минут, он зовет меня к себе и начинает спрашивать о моей жизни, семье, работе, причинах поступления в легион. Правда, через каждые 15 минут отправляя меня, стоять за дверью, по полчаса. Вопросы, повторяются, но немного с других ракурсов. Также вовремя собеседования, снимают отпечатки пальцев, и сдается тест на наркотики.
Закончив всю эту процедуру, отправили обратно в казармы, завтра будут называть имена тех, кто едет домой и кто попадает в руж и начинает службу в иностранном легионе.
Завтра, наступило очень быстро. Построив, всех кто сдал тесты, на плацу, начинают называть фамилии, с начало тех, кто идет в руж, следом отправляющихся на цивиль.
Меня и еще 3-х ребят назвали отдельно, и повели к Колонелю. В кабинет, вызывали по одному. Пригласили меня, я зашел и Колонель сказал, что бы я залечивал ногу и возвращался обратно. Пожав мне руку, добавил, что ворота Легиона, для меня, еще не закрылись.
Дальше нас 3-их отвели к остальным, где мы сдали спортивные костюмы и получили обратно свои вещи, плюс деньги, которых у меня вышло, около 700 евро. Как оказалось, всем кроме тех, кого водили к Колонелю, написали дефинитив – без возможности повторного возвращения. В их числе оказался мой товарищ, Артур.
Знаете, в тот момент меня охватывало, огромное море противоположных чувств и эмоций. Вроде не взяли, грусть и досада, но в тоже время скоро буду дома.
Позвонил родителям, обрадовал их вестью о скором возвращении.
Спустя полчаса, подъехал автобус. Здравствуй свобода, до скорых встреч Легион.
